Мы уже затрагивали проблему зарождения капиталистической системы хозяйствования. Данный процесс стоит изучить более углубленно и тщательно, это даст нам возможность правильнее понять по каким причинам и по каким законам в человеческой экономической истории одна экономическая формация с неотвратимой неизбежностью приходит на смену другой. Такая смена экономических систем не происходит мгновенно. Это довольно длительный и временами очень болезненный процесс, сопровождающийся политическим и социальными коллизиями, потрясениями, иногда, глобального мирового масштаба, меняющими судьбы целых стран и континентов. Эти события оставляют настолько глубокий след в человеческой истории, что игнорировать их нельзя и невозможно. Знание о том, как происходит процесс смены одного способа производства другим, поможет будущим поколениями прогнозировать социальные и политические изменения, поможет к ним подготовиться, а, может быть, даже даст возможность избежать или корректировать самые пагубные из них. Данная проблематика была широко изучена Карлом Марксом в его гениальном «Капитале», где он посвятил ей девятнадцатую главу.

Прежде всего, при изучении этого вопроса, следует особое внимание уделять тем экономическим процессам, которые предшествуют этому самому переходу, происходят в период первоначального накопления капитала, тем, которыми это первоначальное накопление завершается. Следует выявить, является ли процесс первоначального накопления одной из закономерностей экономического развития человеческого общества, что является причиной и следствием этой закономерности, какие особые и специфические экономические законы действуют в этот не простой период.

К.Маркс начинал свое исследование с той доктрины, что накопление капитала предполагает наличие прибавочной стоимости, а прибавочная стоимость предполагает наличие капиталистического способа производства, а последнее невозможно без значительных масс капитала и рабочей силы в руках товаропроизводителей. «Таким образом, все это движение вращается, по-видимому, в порочном кругу, из которого мы не можем выбраться иначе, как, предположив, что капиталистическому накоплению предшествовало накопление «первоначальное» (“previous accumulation” по Адаму Смиту), - накопление, являющееся не результатом капиталистического способа производства, а его исходным пунктом».[65] Действительно, капиталистическое производство невозможно без разделения на рынке средств производства и человеческого труда. Мы это уже рассматривали в предыдущих главах. Капиталистический способ производства предполагает наличие на рынке двух равноправных и свободных хозяйствующих субъектов – класса капиталистов, обладающих собственностью на средства производства и класса свободных рабочих, свободных не только юридически, но и свободных, в том числе, и от собственности на средства производства. Эти два основополагающих экономических фактора капиталистического способа производства должны были пройти через особый процесс, в течение которого в руках одних концентрировались бы средства производства в огромных масштабах, а другие бы получили гражданские права и свободы, но лишились бы, при этом, собственности на средства производства. Вполне понятно, что капиталистическое производство невозможно само по себе без отделения средства производства от человеческого труда, и этот процесс разделения этих двух факторов друг от друга и есть процесс первоначального накопления капитала. «Это первоначальное накопление играет в политической экономии приблизительно такую же роль, как грехопадение в теологии: Адам вкусил от яблока, и вместе с тем в род человеческий вошел грех».[66]

Существует множество теорий о том, как происходил процесс первоначального накопления капитала. Например, большой популярностью пользуется теория о том, что в мире издавна существует разделение людей на две различные группы: с одной стороны, - трудолюбивые и очень бережливые люди, а с другой, - лентяи и бездельники, проедающие и проматывающие все, что они имели и не способные делать какие-либо накопления. Первые накопили определенные материальные блага, а вторые не смогли накопить ничего. Первые, де, стали капиталистами, а вторым не оставалось никакой альтернативы, как продавать то, что у них осталось – собственный труд. «Его объясняют, рассказывая о нём как об историческом анекдоте, случившемся в древности. В незапамятные времена существовали, с одной стороны, трудолюбивые и, прежде всего, бережливые разумные избранники и, с другой стороны, ленивые оборванцы, прокучивающие всё, что у них было, и даже больше того. Правда, теологическая легенда о грехопадении рассказывает нам, как человек был осуждён есть свой хлеб в поте лица своего; история же экономического грехопадения раскрывает, как могли появиться люди, совершенно не нуждающиеся в этом. Но это всё равно. Так случилось, что первые накопили богатство, а у последних, в конце концов, ничего не осталось для продажи, кроме их собственной шкуры».[67] На самом деле, действительность не столь оптимистична и не столь благообразна. Процесс первоначального накопления капитала практически везде сопровождался актами грубого насилия и произвола, например, в Англии в виде выселения крестьян с их земель, в виде принудительного обнищания большой массы людей. Этот процесс если бы только лишь основывался на бережливости и расточительности, то он не закончился бы до сих пор. Самые первые огромные капиталистические состояния основаны на грабежах и разбое. Достаточно сказать, что самые первые значительные венецианские еврейские банковские состояния имели в своей основе не что иное, как ограбление и опустошение Константинополя, сопровождавшееся истреблением мирного населения. «На территории Византии в период расцвета проживала шестая часть населения земли. Империя простиралась от Гибралтара до Евфрата и Аравии. В нее входили территории современных Греции и Турции, Израиля и Египта, Болгарии, Сербии и Албании, Туниса, Алжира и Марокко, часть Италии, Испания и Португалия. В Византии было около 1000 городов – почти столько же, сколько в современной России. Баснословные богатства, красота и изысканность столицы империи – Константинополя буквально потрясали европейские народы, находившиеся в период расцвета Византии в состоянии глубокого варварства. Можно себе представить, да и история говорит нам о том же, что грубые и невежественные скандинавы, германцы, франки, англосаксы, для которых основным способом существования был в те времена примитивный разбой, попадая из какого-нибудь Парижа или Лондона с населением в десятки тысяч человек в миллионный мегаполис, в город просвещенных горожан, ученых, блистательно одетой молодежи, толпящейся у императорского университета, только и мечтали об одном: захватить и ограбить, ограбить и захватить. Кстати, когда это им впервые удалось и войска европейцев, которые называли себя крестоносцами, в 1204 году вместо того, чтобы освобождать Святую Землю, вероломно ворвались в Константинополь и захватили этот самый прекрасный город в мире, они нескончаемым потоком 50 лет вывозили сокровища Византии. Только драгоценной монеты было вывезено сотни тонн, и это притом, что годовой бюджет самых богатых стран Европы составлял тогда не более 2 тонн золота».[68] Естественно, что большая часть добычи осела в руках спонсоров этого гнусного предприятия – венецианских купцов. «Были вывезены бесценные святыни и произведения искусства, но еще больше варвары из Брюсселя, Лондона, Нюрнберга, Парижа попросту уничтожили – переплавили на монету или выбросили как хлам. И по сей день, музеи Европы ломятся от награбленных византийских сокровищ. Но будем учитывать, что уцелевшее – это лишь самая небольшая часть. Именно несметными богатствами Константинополя был выкормлен монстр ростовщической банковской системы современного мира. Этот небольшой теперь город в Италии – Венеция – был Нью-Йорком XIII века. Здесь тогда вершились финансовые судьбы народов. Поначалу большая часть награбленного спешно свозилась морским путем в Венецию и Ломбардию (тогда отсюда и пошло слово «ломбард»). Как грибы после дождя стали появляться первые европейские банки. Менее пронырливые, чем тогдашние венецианцы, – немцы, голландцы и англичане подключились чуть позже; ими на хлынувшие в Европу византийские деньги и сокровища начал создаваться тот самый знаменитый капитализм с его неуемной жаждой наживы, которая, по сути, является генетическим продолжением азарта военного грабежа. В результате спекуляции константинопольскими реликвиями образовались первые крупные еврейские капиталы. Невиданный поток свободных денег вызвал бурный рост западноевропейских городов, стал решающим толчком развития ремесел, наук, искусств. Запад варварский стал Западом цивилизованным лишь после того, как захватил, разграбил, разрушил и поглотил в себя Византийскую империю».[69] А вот что по этому поводу пишет известный исследователь в области экономической истории Фернан Бродель: «В Европе и Средиземноморье, на Западе и Востоке – всюду были итальянцы, снова и снова итальянцы! Разве известна более лакомая добыча, чем Византийская империя, и до и тем более после взятия Константинополя в 1204 г.»[70]